«Как это было у Аси, — подумал Олег. — Хотя она-то возможность в итоге нашла. Дикую, безумную возможность выбраться из запертой квартиры…»
— Дактиль натолкнул бы тебя на ненужные размышления, — продолжал программист. — Пожалуй, его действительно стоит ликвидировать…
Алексей закончил фразу на вопросительной ноте и, не дождавшись от Олега никакой реакции, заметил:
— Когда ты требовал, чтобы я позволил тебе спасти Прелесть… Ты кричал: «Любой ценой!» Это твои слова, Шорох, твои.
— Я тебе очень благодарен. На колени-то я становиться не буду, но…
— Да брось ты!.. Ничего личного, кроме премиальных. Это был фантастически интересный опыт. На следующей контрольной точке посмотрю, как там выруливается, но, по-моему, все идет прекрасно. Хотя зря мы это затеяли…
— Зря?! — воскликнул Олег. — Ты что?! Ты в своем уме?
— Мне виднее, — напомнил программист, вновь касаясь прибора. — Тут все, вплоть до две тысячи семидесятого. И те трое суток, которые я тебе дал… Какой в них прок? Согласись, ты провел эти дни бездарно. Снял вонючую конуру… а могли поселиться в приличном месте.
— Дактиль говорил — меня искали…
— Искали, но не шибко. По Службе спустили приказ: Шороха не трогать. Да что теперь?… Профукал. Крикову мочить мотался, Дактиля навещал. Как будто впереди целая вечность!
— Но если я жил по программе… Что от меня зависело?!
— О том и речь… Это зависело от меня. Старичок просил трое суток. Уточнить он постеснялся. Или в свои девяносто два он об этом уже и не беспокоился. Я мог бы проявить сообразительность… некоторую инициативу… Но не захотел! — Алексей всплеснул руками.
— Ну и что? Трое суток… Они прошли, ну и что? Я ее найду!
— Безусловно. Далее ты ее находишь и приводишь в Службу.
— Это еще зачем?
— А как же нам, интересно, оправдать свою отлучку? Официально ты разыскивал беглого опера. Потому тебе и предоставили такие полномочия. Алика закрыли, а для всех остальных ты Прелесть не прятал — ты за ней охотился. К концу третьего дня поймал и привел. Получил поощрение.
— Не годится, — отрезал Олег. — Меняй программу. Не буду я этого делать… Ты что, спятил?! — взорвался он. — Я привожу ее в отряд?! Я же знаю, что с ней будет!
— Ликвидация. Зато у тебя по-прежнему безупречный послужной список. У Старикана чистая анкета, понимаешь? У тебя — чистая анкета!
— Можно как-то иначе.
— Так тоже хорошо, — спокойно ответил Алексей. — Есть в этом некая изюминка… Три счастливых дня… — пропел он фальшиво. — Ничего, второй вариант все же лучше, чем первый. Согласен, Олежек?
— Месть маленького человека, да?
— Ты и сам пока невеликий, Шорох. И, кстати, даже не человек. И никогда им не был.
— Меня это давно перестало пугать… — Олег вытащил револьвер. — А тебя что-нибудь пугает, творец?
Он направил ствол на мнемопрограмматор. Барабан с сухим щелчком провернулся и замер.
— Это тоже заложено? — спросил Шорохов.
— В программе есть все.
— Как паршиво звучит… «Все»!.. — Олег перевел «кольт» на Алексея. — И это заложено?
— В программе все, — медленно, почти по слогам повторил тот.
Олег снова нажал на спусковой крючок.
— После шоу мадам Криковой здесь остался только один патрон, — сообщил программист.
— Сам знаю… — Олег опять нажал. Выстрела опять не получилось.
— Еще две попытки, — изрек Алексей.
— Пять осечек из пяти возможны! Гад ползучий, гнида…
— При чем тут везение?
— А-а!.. Все под контролем!
Шорохов вдруг осознал, что так оно и есть. Он легко, двумя-тремя ударами, превратил бы морду этой сволочи в кровавый кисель, но мнемотехник вряд ли закладывал такой вариант. Скорее всего, в программе действительно еще пара бестолковых щелчков, и… Потом он отсюда стартует, секунда в секунду. Разыщет Асю — видимо, это будет несложно — и сдаст ее Службе.
Олег не верил, что способен на такую низость, но более того — не верил, что сможет этому воспротивиться. Уж очень показателен был опыт с его репликами, заранее выписанными на бумажку. В программе есть все, поэтому Алексей и не боялся. Он знал, что Шорохов не выстрелит.
«Наша программа — этото, что мы ДЕЛАЕМ…»
Умная девочка Ася… Откуда в ней это? Запертая в четырех стенах, она чувствовала противоречие между побуждением и возможностью. Олег же своей программы не ощущал… Потому, что он жил программой.
«Вели не верить Службе, то не верить и тебе».
Молодчина, Прелесть. Когда ты шла к соседнему балкону, у тебя был шанс сорваться, но был шанс и дойти. Остаться со мной — значит погибнуть стопроцентно. Мой следующий шаг, с точки зрения Алексея, уже совершен. Постарайся спрятаться получше, Прелесть, хотя, я все равно найду тебя. Это моя судьба. Она вся, целиком, в этом чемодане. То, что я принимал за жизнь до школы… и жизнь в школе… и жизнь после школы… И все мои открытия, мои разочарования, моя любовь и мой страх… Это все — прогон программы. И даже то, что я считал вторжениями… и их последствиями… Это лишь теневые магистрали. Жизнь — долгая, до девяноста двух лет… Она вся будет, словно репетиция чужой жизни, такой же фальшивой, как моя…
— Еще две осечки, да? — Олег дважды щелкнул барабаном. — А дальше?…
— Ты никого никогда не убивал, Шорох.
— Я спросил: что дальше?
— Дальше — патрон, — с иронией ответил программист. — Осталось меньше минуты. Приготовься.
Олег не двинулся, лишь рука с револьвером затряслась — все крупнее и крупнее, пока не начала ходить ходуном.
— Разделяю твое негодование. Но, в сущности, биография всякого человека представляет собой набор каких-то поступков, каких-то ситуаций… в основном иллюзий. И этот набор полностью определен еще до рождения.